Из истории Златоустовского монастыря

История Златоустовского монастыря уходит в далекое прошлое. Шесть веков – это немало. Сегодня же мы познакомим вас с относительно недалеким прошлым. 20-е годы XX века… Страшное время, но , возможно, тогда люди ещё не осознали всю глобальность происшедшего, ещё не верилось, что всё это, происшедшее, надолго, еще далеко было до жутких 30-х годов…

Монастырь закрыли, очевидно, в конце 1918 – начале 1919 гг. (Документ о закрытии еще не найден в архивах). Для того, чтобы храмы продолжали действовать необходимо было зарегистрировать общину. Доверенность с просьбой о пользовании зданием Собора подписали 177 человек(!):  139 грамотных и 38 неграмотных.

Сейчас мы занимаемся расследованием о том, кто были эти люди, через два года после революции смело подписавшие церковный документ, что связывало их между собой и со Златоустовским монастырем…

Вот один из них. Алексей Никифорович Масаинов. Как, почему попал он в общину Златоустова монастыря пока неизвестно и предстоит выяснить. Но удалось найти воспоминания об этом простом русском человеке. И отрывками из этих воспоминаний хотелось бы поделиться с вами.

Воспоминания внучки Алексея Никифоровича

Дедушка был купцом I гильдии из г. Данилова. В революцию он все отдал, работал в Главконсервсиндикате, и его не преследовали. В семье деда было восемь живых детей. Старший сын Пантелеймон с женой и сыном Олегом поселился на Арбате. Старшая дочь Серафима с мужем и сыном Владимиром в Останкино, Манефа в Ташкенте, Надежда в Ленинграде, а Александр и Алексей эмигрировали в Америку.

Серафима Степановна Баранова, в девичестве Дивеева, по семейным преданиям дальняя родственница Серафима Саровского. Она была знакома с Иосафом игуменом Павло-Обнорского монастыря под Вологдой. В миру это Иван Тихонович Толстошеев, живописец по ремеслу из Тамбова. Он часто бывал в Царском Селе в доме Серафимы Степановны и был устроителем в 1881 г. брака ее дочери Веры Александровны с купцом Алексеем Никифоровичем Масаиновым, моим будущим дедом. Это был брак не по любви, а по благословлению, тем не менее счастливый. По воспоминаниям моего отца, в г. Данилове Ярославской области в их доме висела огромная икона — портрет Серафима Саровского, семейного святого, выполненная о. Иосафом, а также портрет самого о. Иосафа.

Из воспоминаний одного из сыновей.

…К Толстому-проповеднику у матери и у отца было одинаковое отношение. «Толстовство» они решительно осуждали, считая великим грехом то, что Толстой своим учением, переделкой Евангелия как бы противопоставлял себя Христу – нашему Богу. Но это не останавливало отца выписывать для детей посмертные сочинения Яснополянского мудреца, как только они вышли. Обычно, не читая беллетристики, он читал «Отца Сергия», не соглашался с автором и говорил – «Вот Толстой умный, а дурак». Отец выписывал и покупал для нас книги, журналы, но сам был далек литературы, интересовался ей чисто случайно и тут же забывал то, чем только что интересовался. Говорить, как мать, о книгах он не мог, он ничего не знал, а то, что когда-то знал – забыл. Он был странный, рассеянный к окружающему, внешнему человек и очень сосредоточенный на своем, внутреннем. Часто, например, за обедом, он ел и пил машинально, не слыша, что ему говорят. В противоположность матери, которая при своем постоянстве никогда не меняла своей газете «Светику», как она ее назвала, отец читал и «Русское Слово», и «Петербургскую газету», и «Биржевые Ведомости», и «Торгово-промышленную газету». Причем, когда занимался этим дома, усаживался один под лампой в столовой или кабинете и читал до тех пор, пока не начинал дремать. Такое чтение почти всегда вызывало в нем досаду на чиновников, бюрократию, на министров. «До чего довели Россию!» — говорил он, покачивая своей черноволосой головой, — «Вот и приходится немцам кланяться». Презирая чиновничество, он, торговый человек, верил только в торговлю, в русского купца, в промышленника. Не получив почти никакого образования, отец был убежден, что всей жизнью движет экономика. Свои торговые дела он вел успешно и, начав почти ни с чего, развил большое дело по оптовой продаже муки, чаю, сахару. Как представитель крупных торгово-промышленных фирм, он работал по всему Северу и Европейской России. Мне не понятно, как он, при своей рассеянности, мог так широко развернуть дело. Впрочем, работал отец много, весь, уходя в него, и был деятелен, не сидел на одном месте, любил покупать, строиться, переиначивать, переделывать, любил лошадей и природу, соединяя в себе противоположности: живость и задумчивость, уход в себя от окружающего, которое он же сам вокруг себя с семьи создавал. Вот он, сутулясь и глядя под ноги, задумчиво идет по улице, мчится на вороном рысаке на вокзал к поезду или сидит, откинувшись в кресле, держа пенсне двумя пальцами между стекол, а на большой лоб свисает черный клок волос. В театрах он обычно дремал, опаздывая к началу, и не мог последовательно рассказать, что видел. Вообще он не умел рассказывать, его рассказы были отрывочны, как будто в его памяти возникали только отдельные куски…..

…С детьми отец был строг и рассеян, как-то не понимал их и не умел к ним подойти. Маленький, я его боялся. Когда дети вырастали, он относился к ним с живым интересом, особенно к старшим, и баловал дочерей.

Внутренний мир матери представлялся мне ясным, стройным, но холодным. Внутренний мир отца – хаотичным, земным и ярким, с провалами. Обычными слушателями рассказов матери за ужином были – я, старшие сестры и брат, отец если и слушал, не думая о чем-то другом, то тут же все забывал…

…Семья была большая, десять человек детей. Мы редко собирались вместе. Старшие учились по разным городам: Вологда, Ярославль, Петербург, Москва, и приезжали только на каникулы. Я плохо помню своих братьев и сестер в детстве. Промежуток между самым старшим братом и мной составлял около двадцати лет. Эта возрастная разница со старшими, и редкие приезды домой более близких мне по возрасту создавали вокруг меня пустоту. После смерти младшей сестры Любочки, я рос один с Наташей и матерью. Жившие дома старшие сестра и брат были далеки.

Уже потом, когда я стал подрастать, возрастная разница между всеми нами сглаживалась, и мы стали ближе друг к другу. Почувствовали, что все мы братья и сестры. К тому времени устроилось материальное благосостояние семьи и, съехавшись со всех городов, домой на каникулы, мы весело садились за большой, раздвинутый специально к нашему приезду стол. У каждого было свое место, тем дальше от матери, чем он был старше. Ярко освещенный стол, искры огня в стекле и фарфоре, сияние белоснежной скатерти и наше молодое оживление, почти постоянное присутствие кого-нибудь постороннего из товарищей братьев. Однажды неожиданно все дети съехались и долго жили дома, сблизившись и сдружившись между собой. Это было во время революции 1905 года. Учебные заведения прекратили занятия. Железные дороги стали. Сестер привезли из Ярославля на лошадях. Из Рыбинска, тоже на лошадях, в жестокий мороз, приехал брат Александр – после меня самый маленький в семье. Его, закутанного в шубы и платки, привезли знакомые купцы, и он, тогда приготовишка, проделав на лошадях в морозы самый длинный путь, чувствовал себя героем. Этот брат, старше меня на четыре года, был мне всех ближе, несмотря на то, что изводил и дразнил меня постоянно. Очень изобретательный на всякие проказы, насмешки и прозвища, он, напроказив, менялся кроватями с ничего не подозревавшей сестрой….

О преподобном Серафиме

СЕРАФИМ САРОВСКИЙ

из дневников Б. Анибала (Б.А. Масаинова)  обработано его дочерью З.Б. Афросиной (Масаиновой)

Серафим Саровский был самым почитаемым святым в нашей семье. Его огромная икона, во весь рост, висела в столовой нашего дома в Данилове. Опираясь на суковатую палку, сгорбленный и строгий, в черном подряснике и скуфейке, он не спеша куда-то идет, повернув широкое румяное лицо прямо в комнату.

Огромная его икона была не только иконой, но и портретом работы его ученика Иоасафа, поясной портрет которого висел неподалеку в простенке в серебряной раме. Отец Иоасаф — игумен Павло-Обнорского монастыря под Вологдой, был устроителем брака моих родителей. Он же научил мою мать читать по-славянски, указав ей в какой-то священной книге слова мука` и му`ка.

Под строгим взглядом портрета о. Серафима страшно было, ребенком, оставаться одному, особенно вечером. Повернешься уходить — кажется последуют за тобой мягкие шаги одетых в черные чуни ног и раздастся мерное постукивание суковатой палки по полу.

С отцом Серафимом связан ряд семейных преданий. Приведу два из них. Как мне однажды рассказывала мать, Вера Александровна, о. Серафим спас ее и других богомольцев от верной гибели, когда они ехали в Саров на открытие мощей о. Серафима. Дело было в распутицу. Тройка, на которой они ехали через реку, сбилась с дороги. Тарантас заливало. Ямщик отчаялся. Лошади по брюхо ушли в воду.  Ехавшие на тройке, среди моря воды поняли, что утонут, и тут мать начала горячо молиться о. Серафиму. Неизвестно откуда среди моря воды появился сгорбленный старичок. Добрел до тройки и сказал: «Куда ж вы, детушки, заехали?» Взял коренника под уздцы и осторожно вывел лошадей на дорогу. Показав как ехать, он незаметно пропал, растворился в  сгущавшихся сумерках… «Я оглянулась, а его уже нет,» — говорила мать.

Когда заболела дифтеритом моя младшая сестра Любочка, мать решила спросить совета по книге о. Серафима. Книга раскрылась на главе о его кончине, и она поняла, что Люба умрет. Ночью мать проснулась и видит, в углу перед киотом стоит какая-то тень и молится и кладет земные поклоны. Пригляделась — отец Серафим. Вскочила с кровати, побежала к киоту,  а там никого нет. Следующим днем Люба умерла.

Мой брат Алексей Масаинов писал стихи, посвященные о. Серафиму. Вот одно из них, написанное в Петрограде в июне 1916 года.

Св. Серафим

Закатный свет молитвенной зари
Моя земля и мир, что так любим.
Любил ее и ясный чудотворец
Святитель преподобный  Серафим.

Простой он жил, как птицы полевые,
Бедняк, не он богатства собирал,
Но ангел, в алтаре на литургии
Ему кадило тайно подавал.

О, час утра и голос песен ранний!
Крик петухов, жужжание шмеля,
Роса на ржи и тихое сиянье,
Когда господь нисходит на поля.

И монастырь, и в монастырском клире,
Как от кадила уплывает дым,
Ушел от нас,  безгрешно живший в мире,
Премудрый и пресветлый Серафим…

P.S.

До сих пор о. Серафим самый почитаемый нами святой. Когда я к нему обращаюсь за советом или с просьбой о помощи, всегда, мгновенно находится нужное решение.