Подвижники благочестия. Арсений, иеромонах Московскаго Златоустова Монастыря.

16 (29) сентября память одного из насельников Златоустова монастыря, казначея о. Арсения.
Ниже полное жизнеописание его, составленное арх. Григорием. Сокращенное жизнеописание опубликовано в Московском журнале в номере 12 за 2016 год .

Скорби и нужды обретоша мя: заповеди Твоя (Господи!) поучение мое (Пс. 118, 143).

Много лет и так еще недавно жил в Москве отец Арсений, иеромонах Златоустова монастыря. Но из граждан московских немногие знали его, как ревностнаго подвижника благочестия. Не удивительно: высокая жизнь монаха открывается иногда только по кончине его или после кончины. Предлагаемое здесь вниманию благочестивых читателей жизнеописание Арсения, составлено на основании сведений, почерпнутых из официальных бумаг, преимущественно же из достоверных сказаний его родных и некоторых других лиц, коротко знавших сего замечательнаго старца.
В селе Новопавшинская слобода (ныне Новое Павшино), находящемся в Алексинском уезде Тульской губернии, в последней половине прошлаго века был священник Иван Полика; того же прихода пономарь Иван Иванов, сын (второй) священника, жил с родителем в одном доме; жена его – Наталья Семеновна. У них родился, в 1784 году октября 17-го, третий сын Андрей, так названный в честь празднуемаго в этот день св. преподобномученика Андрея Критскаго. Над младенцем , в самый день его рождения, совершено дедом-священником таинство крещения. На шестом году жизни, Андрей лишился матери. Пономарь, отец его, чрез несколько времени вступил снова в браке, и от второй жены, Марфы Петровны, имел детей – шесть человек (четыре сына, из коих один глухонемой, и две дочери). Какую же бедность терпел Андрей в детстве! Не удивительно, что в тогдашнее время, скудное просвещением, он не получил вовсе школьнаго образования; впрочем, родитель, или кто-нибудь другой обучил его не только чтению и письму, но еще церковному уставу. В 1779 году, на 16-м от рождения, он определен был причетником к Успенской церкви – в селе Расине, Одоевскаго уезда. Тогда же посвящен и в стихарь преосвященным Мефодием, епископом коломенским и тульским, жившим в Коломне, которая в то время еще не была причислена к московской епархии . В бытность свою в Коломне, Андрей Иванович гостил в доме родственника – соборнаго диакона, в последствии протоиерея, Михаила Феодоровича Дроздова, родителя Высокопреосвященнейшаго Филарета, митрополита Московскаго. На новом местожительства , т.е. в селе Расине, бедность не отставала от него: но, трудолюбием и бережливостью, он отчасти вознаграждал недостаток материальных средств жизни. Чрез несколько лет одиночества он вступил в брак, но жена его не долго жила, оставив ему четверых детей. Вдовец, покорный воле Божией, один нес на себе всю тягость заботы о воспитании сирот, сам шил сорочки детям, зимой ходил с бельем на речку. В 1826 ему удалось, по милости Преосвященнаго Дамаскина, отличительную черту котораго составляло сострадание к бедным, в особенности к сиротам , пристроить двух дочерей за причетников, из которых одному сдал свое дьяческое место, другой же сделан пономарем в том же селе. Пристроив дочерей, Андрей Иванович, согласно давнему желанию, решился поступить в монастырь. Преосвященный не советовал ему идти в дальний монастырь , чтобы дети, особенно сыновья, не стали скорбеть о нем, или он о детях; и благословил ему быть в числе послушников Тульскаго архиерейскаго дома .
Послушание в архиерейском доме благочестивый муж начал проходить 7-го февраля того же 1826 года. С той поры он не употреблял мясной пищи, и вообще не отказывался от строгостей монашеских, не смотря на то, что не принадлежал ни к какой обители; он жил в мире но не был от мира (Иоан. 15,10). Преосв. Дамаскин обратил внимание на его многолетнюю опытность в хозяйстве и назначил его быть смотрителем рабочих, при загородном архиерейском доме (в трех в. от города), наделенном небольшим участком земли. Послушание свое Андрей И-ч проходил с успехом; доверие к нему Преосвященнаго возрасло и ему поручено было, 13 июня 1829 года, управление Тульским подворьем, принадлежащим архиерейскому дому и находящимся в Москве, возле монастыря Златоустова. Но эта должность, соединенная со многими житейскими заботами, наприм. самая поддержка большаго дома, сдача в наем квартир и т.п., — не ослабила в нем наклонности к жизни духовной. Каждодневно в поименованной обители, и за всякой церковной службой он молился, пел и читал: ибо имел звучный и приятный голос (тенор-бас). 1833 года 19 июля, в домовой церкви тульскаго архиерея, пострижен был в монашество с именем Арсения (в честь Арсения великаго); в том же году 20-го июля рукоположен преосв. Дамаскиным во иеродиакона, а 22-го числа в иеромонаха. По возвращении в столицу, с благословения Высокопреосвященнейшаго Филарета, которое испрошено было архимандритом Златоустова монастыря Даниилом , о. Арсений исправлял в этом монастыре чередное священнослужение, за что пользовался братским доходом и столом. Впрочем, он продолжал жить на тульском подворье, в малой келье с одним окном. Раз вот что случилось с ним, в зимний праздник св. Николая чудотворца. Послышал он где-то на стороне благовест к утренней службе и тотчас пошел в Златоустов. Но врата монастырския были заперты. Арсений с полчаса стоял на улице, пока их не отперли перед благовестом в монастырский колокол, и очень озяб. Череда была его, надобно было служить. На литии он почувствовал себя не хорошо, а на девятой песни канона, у него открылись в ногах сильныя судороги. На его месте другой иеромонах в туже бы минуту разоблачился: но великую веру имел о. Арсений! Он спросил пономаря: «где елей, ныне освященный» (вместе с хлебами)? Узнав, что елей вылит в лампадку, возженную пред образом празднуемаго святителя, он, хотя и с трудом, подошел к св. образу достал рукой несколько капель масла, смешанного с благословенным елеем, и, незаметно для посторонних, отер свои ноги. Непосредственно затем, ощутил на теле такой обильный пот и внезапное облегчение, так что мог спокойно окончить службу и возвратиться на подворье без сторонней поддержки, как будто с ним ничего не приключилось. 1839 года августа 13, за постоянную исправность в управлении подворьем и доброе поведение, награжден (в Туле) набедренником.
Тульское подворье с 1 декабря 1845 года отдано было в аренду. Арсений стал свободен от смотрения за подворьем, почему и просил Московскаго митрополита определить его в число братства Златоустова монастыря. К увольнению его из тульской епархии в московскую препятствий не оказалось, и он принят был в этот монастырь 24 апреля 1846 года, в настоятельство архимандрита Филофея. В следующем году ноября 28-го, ему поручено было исправлять должность казначея, впредь до усмотрения; а 30-го июня 1851 года, Его высокопреосвященством предписано: «считать иеромонаха Арсения действительным казначеем со времени поручения ему должности». Способный к послушанию, на него возложенному, опытный по части хозяйственной, Арсений был в тоже время отлично честен. Бережливость его, которую легко понять, как скоро припомним его первоначальный быт, простиралась до того, что он почти всегда ходил пешком по улицам города, не тратя денег монастырских на наем извощика. Не удивительно, что в иной раз он не охотно открывал в монастыре работы или постройки, казавшиеся на его простой взгляд излишними. Отношения его к архимандриту были самыя миролюбивыя и благонамеренныя: у архимандрита Евстафия келейную должность исправлял послушник Иона, родственник казначея. Последний строго наказывал ничего не передавать ему о настоятеле. «если и обо мне что будет говорить отец архимандрит, — не хочу слышать от тебя», внушал благоразумный старец.
За братией монастыря о. Арсений имел ближайший – нравственный надзор, особенно в отсутствие настоятелей, ректоров вифанской семинарии, ныне преосвященных, Евгения (был настоятелем с 9-го июня 1847 года) и Леонида (со 2-го января 1850 по 21-е марта 1851 года). Замечая в ком-нибудь леность к церковной молитве или разсеянность среди богослужения, казначей, в назидание брата, говорил: «Богу молиться, всегда пригодиться». Один из монашествующих, поздно пришедший в церковь, после утренней службы извинялся перед ним, старец снисходительно отвечал: «ну, хоть сзади, но все в том же стаде». Без уважительной надобности он никого не отпускал из монастыря и на короткое время, и о себе говорил: «я во всю жизнь только три раза был в гостях». Когда кто-либо обнаруживал тщеславное желание преждевременно получить какой-нибудь знак отличия монастырскаго, он произносил: «не спеши ездой, сзади будешь». Не терпел старец, чтобы, в присутствии его обсуждали брата или ближняго, и как скоро слышал подобную речь, — прерывая ее, замечал: «мы сами хуже всех!» за общей трапезой никто не смел произнести празднаго слова: в противном случае он повелительно требовал замолчать и внимать предлагаемому чтению из поучительных книг или житий святых. Арсений, обыкновенно, пил чай с кем-нибудь из братии и в то время, по большей части вел разговор о предметах монашеской жизни или об угодниках Божиих и неленостном подражании им. Иногда в словах его обнаруживалась прозорливость. В 1852 году, по собственному прошению, перемещен в Тихвин монастырь Златоустовский иеродиакон Димитрий. Прощаясь с ним, казначей говорил: «жаль мне с тобой разстаться, но и там ты нужен будешь». Помолчав немного, присовокупил: «ты как уже надевал (примеривал) архимандричью шапку, то и носить будешь ее». Действительно, в настоящее время, названный иеродиакон управляет, в сане архимандрита, одною из третьеклассных обителей новгородской епархии.
По назначению Его высокопреосвященства, Арсений был духовником (с 1849 года) инокинь Рождественскаго и Страстнаго монастырей, и посвященных Богу дев наставлял простым, но действенным словом. Он внушал им христианское смирение, говоря,: «смерть всех сравняется». Умиротворяя враждующих, напоминал им: «в одну церковь ходите, вместе молитесь». Некоторыя сестры были пострижены Арсением в монахини , и доселе помнят его, как добродушнаго и мудраго старца; оне всегда относились к нему с искренним уважением и особенною доверчивостью. Из московских граждан некоторыя имели его отцем духовным, иные приходили к нему за советом или утешением, и не напрасно. Разскажем один случай. Купец С. М. Г-н скорбел по причине недостатка в деньгах, нужных для устройства сына и дочери, уже пришедших в возраст. Арсений, которому он открыл свою скорбь, в утешение его прочитал несколько строк из жития святителя Тихона Задонскаго; потом сказал: «теперь помолимся», и надевши на себя эпитрахиль, прочел вслух трогательную молитву к пресвятой Богородице, надежной помощнице христиан. Успокоенный и ободренный купец возвратился домой; здесь ожидал его человек одного с ним звания, только более его зажиточный. «Вы ко мне по какому-нибудь делу?» спросил хозяин дома. Тот отвечал: « не пожелаете ли взять мой товар за умеренную цену, а деньги я готов подождать». Предложение было принято с великой благодарностью; от товара взятаго в распродажу, выручено барыша полторы тысячи р. сер. Так «много может молитва праведного» (Иак. 5, 16).
Благочестие приснопамятного Арсения проявлялось в различных видах. Ревностный к богослужению, он не редко и немощный шел в церковь; и в будничные дни вызывался служить св. литургию, вместо череднаго иеромонаха. Петь или читать в храме так любил, что этого благочестиваго упражнения не оставлял вовсе, и будучи казначеем. В понедельник страстной седмицы, один прочитывал на часах все Евангелие от Матфея. По его настоянию введено в каждую пятницу, во время малаго повечерия, пение акафиста в честь Богоматери, пред Ея Знаменской иконой, прославленной (с 1848 года) в Златоустове монастыре многими чудесами, уже в бытность его казначеем. Благоговейный старец громко и восторженно взывал: «радуйся Невесто Неневестная!» Его келейное молитвенное правило состояло из акафиста с каноном Спасителю и Успению Божией Матери, (последнее чтение в память того, что был причетником Успенской церкви); к сему присоединял одну главу их Евангелия. Имея острое зрение, при котором не было надобности в очках, он прилежно посвящал свободные часы занятию книгами духовнаго содержания; в особенности любил читать Добротолюбие, творения св. Ефрема Сирина и Тихона Задонскаго. Любя воздержание, он всегда довольствовался простою монашескою пищей, в малом количестве, и ради собственно угощения ни к кому не ходил. На первой неделе Великаго поста вкушал не много растительной пищи и то раза два (обыкновенно в среду и субботу) – не более; пить чай не позволял себе до самой субботы. Подобно проводил он и страстную седмицу, вкушая не много в четверток и субботу. Бережно соблюдавший монастырския деньги, он не жалел своих на помощь родным.
В марте месяце 1853 года Арсений сделался нездоров, и недели две не выходил из кельи. В это время он возымел решительное намерение снять с себя казначейскую должность. «Надо, батюшка, и о душе своей подумать», говорил он архимандриту Евстафию. На прошение его, Высокопреосвященнейший Митрополит, 4-го мая написал: «советуется казначею по возможности продолжать служение в сей должности, по крайней мере до совершения некоторых дел, которыя настоятель вместе с ним начал и в которых вместе с ним должен дать отчет.» Начальству тогда не был еще представлен отчет по делу о возобновлении внутренности соборной церкви, на сумму 10313 р. Но и после сдачи отчета, Арсений продолжал быть казначеем. Благочинный монастырей, архимандрит Платон, сказал ему: «Златоуст прогневается, если оставишь свою службу».
15-го июля 1856 года, ровно за два месяца до кончины старец снова заболел (геморроидальная болезнь), и после краткого облегчения 1-го числа августа слег в постель, с которой редко сходил. Приглашен был врач; но не видя пользы от лекарств, (пиявок) старец сказал: «верно, Господь к себе зовет меня», и перестал лечиться. Так как положение его, действительно, было довольно безнадежное: то посоветовали ему отказаться от должности казначея. Предавая настоятелю монастырския деньги, бережливый старец сказал: «возьмите от меня этих червей, чтоб не безпокоили меня». К замещению вакантной должности настоятель признавал способным иеромонахов М-на и А-ия. Затрудняясь, кому из этих лиц отдать преимущество, архимандрит пожелал слышать от старца отзыв о них. О первом Арсений сказал, что он возгордится, если будет казначеем; касательно другаго выразился, что он спутается. Так и случилось с последним, по слову старца. Некоторые из преданных ему духовных детей исповедовались у него в келье (был успенский пост). Помышляя о загробной жизни, больной и сам исповедовался , и причастился Тела и Крови Христовой. 13-го числа августа настоятель с братией совершил над ним таинство елеосвящения. По окончании соборования, Арсений смиренно просил у всех прощения, и подал архимандриту свое духовное завещание, сочиненное во время болезни, и которое было подписано отцем духовным и двумя иеромонахами . Любвеобильный, он старался, по возможности, наградить не только родных своих, но братию монастыря и нищих. В завещании ничего, однакож, не назначено для выдачи старшему сыну Арсения (сельскому диакону). Как скоро жена младшего сына (причетника сел.), вызванная к больному по его приказанию, напомнила о Герасиме, старец отвечал: «ему не надобно». Непонятныя тогда эти слова, получили совершенную ясность 3-го числа сентября, когда в Златоустов было доставлено письмо, извещавшее о кончине Герасима, последовавшей 29-го августа. Прозорливый Арсений предвидел его близкую смерть. В доме младшего сына он советовал поместить старшую дочь — бездетную вдову. Как прежде, так особенно во время болезни, послужил старцу родственный ему рясофорный монах Иона. Каждодневно он читал больному обычное его молитвенное правило; в это время Арсений или сидел на кровати, или, когда мог, стоял на коленах. К общественному богослужению старец отпускал келейника в церковь и оставался один. В какой-то день, после ранней обедни, говорит Ионе: «убери келью получше, ко мне гость будет». И точно, в 12 часов дня, без всякаго предварительнаго извещения, посетил благочестиваго подвижника преосвященный Филофей, епископ костромской (ныне архиеписком тверской и присутствующий в св. Синоде), находившийся в Москве по случаю коронования ныне царствующего Александра Николаевича. Преосвященный, еще будучи настоятелем Златоустова мон. (с 15 января 1846 по 8 июня 1847 г.), глубоко уважал Арсения; когда же был епископом Дмитровским, викарием Московским, имел его своим духовником. Умирающего старца, согласно его желанию, святитель благословил постричься в схиму; но благое намерение, неизвестно почему, осталось без исполнения. Впрочем, Господь «и намерение целует», как выразился св. Иоанн Златоуст в слове огласит. в день св. Пасхи. В продолжение болезни, он три раза исповедовался и всякую неделю с благословением принимал св. Тайны. Кроткий и благодушный, он ни однажды не поскорбел, не пожаловался никому на свой продолжительный недуг, на постоянное безпокойство от пролежней, и спокойно почивал он на ложе, а в нем почивал сладчайший Иисус. 15-го сентября, в 11 или 12-м часу ночи, у одра болезненнаго Арсения был прочитан канон на разлучение души от тела. Арсений был в то время при полном сознании и твердой памяти; но крайне изнемогал. Он предал чистую свою душу в руце Божии 16-го сентября 1856 года; никто не был свидетелем последних минут его жизни. Всего жития его 72 года и три месяца; в монашестве провел 23 года и два месяца (надгробная надпись).
Тело в Бозе почившаго старца (необычайно легкое на подъем), согласно его завещанию, было облечено в ту именно срачицу, в какой он пострижен, и в старую мантию, — «она заслуженная». Вечером того же дня (16 сентября) гроб с многотрудным телом перенесен был в Троицкую церковь, где, по просьбе разных лиц, часто совершалась панихида за упокой новопреставленнаго. Трогательное было зрелище, когда все инокини Рождественскаго, потом и Страстнаго монастырей, в сопровождении благоговейных настоятельниц, окружили гроб своего духовнаго отца -наставника, и умилительно, с возженными свечами в руках, запели: « со духи праведных скончавшихся душу раба Твоего, Спасе упокой!..» во время погребения, совершеннаго 19-го числа в соборной церкви, было великое стечение народа. По завещанию смиреннаго старца, «чтобы гроб с мертвым телом на колеснице не везти», оный был отнесен на руках до самой могилы в Покровском мон. возле больничнаго корпуса. Над ней теперь памятник, наподобие гробницы, с надписью: «добродетель незабвенна» .
В келье казначея Златоустова мон. есть портрет (поколенный) Арсения, снятый в последний год его жизни и писанный красками. Старец представлен идущим с палкой в руке; он высокаго роста, седой (прежде имел светло-русые волосы), худощав и довольно сутуловат (сгорблен). Лицо его приятное имеет белизну и какую-то моложавость, но с печатью постояннаго углубления в себя, следовательно на вид более строгое , нежели ласковое. В положении тела (поза) есть что-то, напоминающее великаго пустынника Саровскаго – Серафима.
Жизнеописание старца Арсения заключим последними словами его письменнаго завещания: «Духовнии мои братие и спостницы! Не забудите мене, егда молитеся: но, зрящее мой гроб, поминайте мою любовь и молите Христа, да учинит дух мой с праведными» .

Архимандрит Григорий (Воинов)