Память диакона Николая Федоровского, деда архим. Григория (Воинова)

Дорогие братья и сестры,

29 (16) ноября день памяти диакона Николая Федоровского, деда настоятеля Златоустова монастыря, создателя «Исторического описания Московского Златоустовского монастыря», первого собирателя резолюций митрополита Филарета (Дроздова) — архимандрита Григория (Воинова).

Предлагаем вам ознакомиться с некрологом диакону Николаю, написанным отцом Григорием (Воиновым) и напечатанным в «Московских Епархиальных Ведомостях» 26 ноября 1872 года.

«В московской градской больнице скончался 16 сего ноября коломенский заштатный дьякон Николай Прокопич Федоровский, на 92 году от рождения. Еще при жизни его, от многих я слышал «что вы не опишете жизнь своего деда? Божие благословение на нем почивает.» Из духовенства московской епархии он был едва ли не самый самый старейший по летам, и с этой стороны обращал на себя внимание. Разсказы его о незабвенном 1812 годе и о митрополите Платоне напечатаны в «Моск. Епарх. Вед.» 1871 г. № 24 и 1872 г. № 45. Когда-нибудь сообщу подробное жизнеописание старца , потому что разсказы его о себе самом записаны мной почти дословно и составляют драгоценное наследие для родственников; теперь же ограничусь немногим.

Н. П-ч родился в 1780 году в  селе Федоровском. По увольнении из низшаго грамматическаого класса славяно-греко-латинской академии, был (с 1800 г.) причетником в Коломне, потом в Москве, при церкви св. Иоанна Богослова, что в Бронной. Во время нашествия неприятельскаго, деревянный дом его в столице сгорел, имение расхищено. Уволенный по собственному прошению в Кострому, рукоположен там во диакона, 10 марта 1814 года; оттуда переведен в Коломну в Покровской церкви, 19 октября 1817 года. И здесь у него дом сгорел со всем имуществом и со всем строением, отчего многосемейный Н. П-ч пришел в крайнее разорение и крайнюю бедность. Замечательно, вместо того, чтобы спасать свое жилище от огня, он устремился спасать церковь, находившуюся в опасности. По службе он постоянно был исправен. От местного священника терпел притеснения, но прихожане любили его за простоту и честность; охотно отдавали ему своих детей для обучения грамоте, письму, иных и первой части арифметики с прокладыванием на счетах. Число учеников доходило когда-то до 30 человек. Дом его, от ранней обедни до вечерни заняты ими, совершенно походил на школу. Вместе с чужими занимались и родныя его дети, которыя потом сами под надзором матери помогали родителю в обучении малюток. Что же касается до устройства их, две старшия дочери были за диаконами – одна в селе, другая в Коломне. Ольга Н-а вышла замуж за студента рязанской семинарии, ныне заштатнаго священника В. Г. Чельцова, родителя профессора Санктпетербургской духовной академии, доктора богословия Ивана Васильевича Чельцова. Младшая дочь Вера Н-а, благодаря крестному отцу, Андроникова монастыря, архимандриту Гермогену – за студента здешней семинарии И. М. Борзецовскаго, ныне московскаго протоиерея и моего родителя. Два сына (Петр и Александр Н-чи) получили в Москве семинарское образование и священническия места. В устройстве дочерей главнейшее участие принимала Екатерина Алексеевна, сердобольная мать, умная и распорядительная хозяйка; скончалась в 1847 г., марта 31. На другой год после ея смерти, Н. П-ч от неосторожнаго купанья в реке оглох так, что не мог слышать колокольнаго звона, вследствие чего решился сдать свое место ученику семинарии, с обязательством взять в замужство его внучку. По приезде в Москву с прошением о сдаче места, он в следующую же ночь получил облегчение (от горчичников) и на другой день, явившись на Троицкое подворье, мог отвечать на вопросы митрополита Филарета. По увольнении на штат в 1848 г., 8 октября, (ему было тогда 67 лет) жил в Москве у сына А. Н. Сперанскаго, священника Марие-Магдалининской церкви в Градской больнице, а с июня 1867 года в Златоустовом монастыре, служа образцем для братии, не отказываясь от строгостей монастырской жизни. Чувствуя изнеможение в последние годы, он часто исповедывался у здешнего казначея иеромонаха Даниила и освящал, подкреплял себя таинством причащения; дважды был соборован елеем. В Градскую больницу, где скончался, он отправлен был вечером 19 сентября, по причине усилившейся в нем болезни (vitium cordis), Он, мирный и спокойный старец, с редким терпением переносил свой продолжительный недуг и не отказывался от приема родных, посещавших его в больничной палате. За два часа до кончины, последовавшей утром в ¾ 10 часа, благословил сына – местнаго священника и сказал: «простите меня, Бога ради, я умираю»; через час потом был напутствован в вечность таинством тела и крови Христовой, но уже не мог говорить в это время. Отпевание новопретавленнаго, предполагавшееся 18 числа (как о том и печатно объявлено было)-в день тезоименитства митрополита Платона, котораго портрет, писанный масляными красками, остался после моего деда, происходило вместо того на другой день – день кончины святителя Филарета, родившагося в Коломне. За обедней в больничной церкви, недавно возобновленной, была в этот день особая заупокойная эктения с произношением имен глубокочтимых, приснопамятных иерархов. В числе родных, отдававших последний христианский долг старцу и провожавших тело его, везомое под балдахином, до самой могилы на Ваганьковском кладбище, находился известный Петр Васильевич Хавский: он горько плакал по своем друге, котораго нередко посещал в моей квартире. Уступая желанию его, прилагаю при сем надгробную речь, произнесенную мной при отпевании. Вот она, без всякой перемены:

Вопроси старцы твоя и рекут тебе, говорит Писание (Втор. 32, 7), похваляя опытность старцев, испытанных долгою жизнию а молодых людей, предостерегая от самомнений и самочиния. Рекут тебе старцы. А сей достопочтенный великий старец, почти уже столетний, молчит. Не хочет, видно, тратить слова понапрасну, без настоятельной, особенной надобности; не дает совета тем, кто не просит у него, как непохвально поступают иные, т. е. и не просящим дают советы, вследствие собственной гордости и самообольщения. Наш старец смиренномудр, да и несловоохотлив: сядет наедине и умолкнет (Плач. 3, 28); он любит больше творить, а меньше говорить. Но если станем и вопрошать его о предметах полезных и душеспасительных, не будет отвечать нам – нет, ни за что: потому что уста запечатлены с самой минуты его христианской кончины. Было время, я многократно вопрошал старца, и он обязательно, с радушной простотой и сердечною любовью беседовал со мной, погружая ум мой в возлюбленном отечестве нашем или в собственной его жизни.

Родные, во множестве окружающие гроб сего старца, благословеннаго Богом не одним долголетием, но и многочадием, во всем благорасположеннаго, и особенно к вам, дети его, внуки и правнуки! В настоящия тяжелыя минуты общаго нашего сетования о лишении дорогаго для нас существа, да послужит в утешение нам и в назидание благочестивая жизнь старца, исполненнаго не столько лет, сколько лета или дни свои наполнившаго делами благими: жизнь, жизнь, веявшая миром и искренностию, ознаменованная христианской простотой, которая составляла как бы душу ея и лучшее украшение, — не только без изъисканности, но свободная и от чрезмерной заботливости, несогласной с преданностию воле Божией; жизнь со множеством разных скорбей, неприятностей, но и не чуждая радостей, какия изобильно посылал ему Господь, или сам он находил во Господе, не предаваясь наслаждениям непозволенным, малодушию, ропотливости… Всего невозможно изобразить в короткий срок времени, но я сознаю, что сказал слишком мало и желаю на несколько минут продлить свою надгробную речь. Что скажу еще? Апостол Павел, исчисляя некоторыя действия духа, противоположныя плотским, пишет: плод же духовный есть…… вера, кротость, воздержание (Гал. 5, 22-23). Правилом веры, образом кротости, воздержания учителем православная церковь величает святителя Николая Мирликийскаго; а соименный ему наш маститый старец был ревностным подражателем угодника, прославленнаго Богом на небе и на земле, стяжавшаго смирением высокая, нищетою богатая. Родной брат в Бозе почившаго архимандрита Гермогена, память котораго благословенна, как память человека Божия, добре Богу и церкви послужившаго, новопреставленный походил на него не одним внешним благообразием, но и высокими нравственными качествами. Вот человек, в котором не было никакой лести, коварства и лукавства; вот душа кроткая, незлобная, многотерпеливая, благоговейная; вот старец, краса рода нашего, еще может быть не оцененный нами по достоинству!

Блажен, его же избрал еси и приял, вселится во дворех твоих, Господи (Псал. 64, 5). Блажен путь, в оньже идеши днесь душе, яко уготовал тебе место упокоения. Из обители земной, где в молитвенном покое, в сообществе с иноками, посвятившими себя Богу, провел ты последние годы своей многотрудной жизни, ты позван в обители небесныя. Поминай нас многогрешных, оставленных тобой, в молитвах твоих; а мы не столько плакать о тебе, сколько молиться будем о упокоении тебя, к жизни нестареемей и присносущней преставльшагося, со святыми, мы никогда не забудем тебя, никогда. О возлюбленный старец, дед мой! Как можем мы тебя забыть?…

А. Григорий.