Памяти владыки Леонида (Краснопевкова)

Сегодня, 28 декабря, в день памяти  владыки Леонида (Краснопевкова) предлагаем вашему вниманию статью, составленную по архивным данным и воспоминаниям современников.

Девятнадцатый век, как преемник века восемнадцатого, ознаменовался многими переменами в духовной жизни России.

Эпоха Петра Великого ушла в прошлое, однако последствия её мы ощущаем и по сей день. Прошедшие за век реформы, изменение структуры управления Церковью,  обращение общества к европейской цивилизации, как образцу жизненного строя, внутренняя политика, в первую очередь направленная на укрепление дворянского сословия; понятия чести и служения отечеству, новое понимание роли женщины в дворянской семье [1], все это повлияло на облик человека XIX века. Несомненно, что середина века – это возрождение русского духа, рождение, если можно так выразиться,  русской мысли. Это время освящено такой значимой для Церкви и Государства, для всех слоев общества,  фигурой святителя Филарета (Дроздова).

В это-то послевоенное время, время кажущегося обретения свободы и либерализма, в эпоху мировых революций, 16 февраля (1 марта) 1817 года,  появился на свет в семье  товарища герольдмейстера Василия Васильевича Краснопевкова сын первенец, названный Львом в честь Льва папы Римского – будущий владыка Леонид.

В чем уникальность владыки Леонида?

Прежде всего, конечно, в том, что принятие монашества выходцами из дворян явление довольно редкое. По статистике, проведенной на основании Послужных списков Московского Златоустовского монастыря, с 1704 по 1922 год в числе насельников всего лишь один представитель дворянства, в числе настоятелей – трое. В основном монашество принимали представители духовного сословия.[2] [3]Это замечание подтверждается и исследованиями Балашевой, в монастырях во второй половине XIX века «Крайне редко встречались представители купечества и дворянства» [4]

Несомненно, владыка Леонид один из выдающихся людей своего времени, и, на мой взгляд – незаслуженно забытый. Его богатое наследие – дневники, записи, обширная переписка, проповеди — еще ждут своего внимательного исследователя и чуткого читателя.
Он одним из первых начал писать о святителе Филарете. Находясь под покровительством этого великого светильника Церкви Христовой,  Владыка Леонид не стремился к самостоятельности, находя лучшим оставаться в послушании и не спешил принимать предложение о постановке на ту или иную кафедру. Временно управляющий Московской митрополией по смерти святителя Филарета и оставаясь по просьбе его преемника митрополита Иннокентия, в должности первого викария, исполняя её в общей сложности в течение 15 лет  – срок небывалый, он, оставаясь истинным монахом в душе, не переставал стремиться к уединению,  мечтая когда-нибудь удалиться в любимый Саввино-Сторожевский монастырь.

На формирование личности Владыки оказали влияние в первую очередь родители, личным примером церковной и благочестивой жизни. Любовь к семье он пронес через всю свою жизнь. Нежные письма к матери и сестре, небольшая повесть, посвященная недолгому замужеству сестры, и показывающая быт семьи,  да и сама жизнь его – с 23 лет попечение о матери, младшем брате и сестрах, показывают его добрым христианином и почтительным сыном, взявшим на себя по смерти отца всю заботу о благосостоянии семьи. Свою веру, полученною воспитанием благочестивых родителей, свое утонченное чувство прекрасного, блестящее образование, всё принес он в дар Господу и служил Церкви Его до последнего вздоха.

Важной вехой возрастания души Преосвященного Леонида было знакомство со свят. Игнатием Брянчаниновым и свят. Филаретом Московским. Первые встречи с обоими этими святыми оставили глубокий отпечаток в сердце будущего Владыки, тогда молодого лейтенанта, и затем долгое время продолжались переписка и редкие встречи со святителем Игнатием, и почти постоянное многолетнее присутствие при святителе Филарете.

Его ближайшее окружение в зрелых летах, в период жизни в Москве  – семья и два самых близких друга: вл. Савва (Тихомиров) и прп. Пимен (Угрешский).

Обратимся теперь  к собранным материалам и попробуем раскрыть личность этого удивительного человека.

Формирование личности

Говоря о своей эпохе в отрывке из  «Воспоминаний о детстве», Владыка с восторгом рассуждает о том, о чем впоследствии говорил К.Н. Леонтьев: о «среднем европейце». О том, что раньше не походили друг на друга современники разных наций, теперь же, пишет Владыка,  «два современника различных наций, но одинаковой степени образованности, как братья близнецы похожи один на другого, хотя и не изменяют своим типам. Это есть, конечно, дар сознательной жизни и анализа. Прежде во главе всего стояла национальность, следовательно, исключительность, замкнутость, эгоизм, теперь человечность, всеобщность, открытость, любовь».[5]

Вспоминая далее о своем детстве, Владыка в первую очередь пишет о принявшей его повивальной бабке, она готовилась на утро к принятию Святых Христовых Таин, однако согласилась приехать на роды и, уговоренная домочадцами роженицы, не стала откладывать приобщение. Второй важный факт — это болезнь, чуть было не унесшая жизнь младенца, случившаяся на первом году жизни. Благочестивая мать, воспитанная в особой любви к прп. Сергию, поехала с больным ребенком в Сергиеву пустынь под Петербургом,  положив младенца к иконе, она обратилась к Преподобному с горячей мольбой, поручая ребенка его заступничеству и умоляя Бога, или прекратить жизнь младенца, если она злое в себе несет, или исцелить и принять жизнь его под свое покровительство. Ребенок выздоровел.

Об этих двух случаях архиепископ говорит как о первом, что встретилось ему в этом мире, имея ввиду благочестие близко окружающих его людей.

Владыка был веселого нрава, и в то же время, благодаря своему одиночеству (он довольно долгое время был единственным ребенком в семье) и неимению сверстников-друзей рос нелюдимым и мечтательным ребенком. Очевидно мечтательность была унаследована от матери – она любила читать романы и маленький Лев из-за стенки слушал чтение вслух. Вот что говорит он о матери: «Матушке дала природа характер живой, общительный, смелый»[6].  «Достоинство ее, как русской хозяйки, особенно в том состояло, что вся эта деятельность нисколько не выставлялась наружу. Не стыдилась она своего дела, но и не кокетничала им, а с увлечением занималась им, любя хозяйство, как свой долг, свою честь. Она везде была сама, но это никогда не выставлялось гостям на вид, как водится у немок»[7]. «После обеда любила она отдыхать на широкой своей постели, окруженная детьми. Тут она давала нам наставления, бранила, хвалила нас, рассказывала жития святых или историйки из своей жизни. Много рассказов посвящено было Троицкой лавре»[8].

Уникальной личностью предстает перед нами отец владыки.  Блестяще образованный и  очень благочестивый. Он имел  четкий распорядок дня. «От дел он переходил к вечерним продолжительным молитвам и ко сну, мимо ужина»[9]. Интересно описание его умеренности и даже воздержания и при этом любовь к изяществу, опрятности. «При хорошем среднем росте он был довольно полон, но строен и держался всегда в самом прямом положении. Обыкновенное сидящее положение его за письменным столом в его маленьком кабинете было самое живописное. Так может сидеть человек лишь перед своим портретистом, как батюшка сидел завсегда пиша, читая, углубляясь в размышление. Он был блондин и употреблял прическу a la Karamzinn: череп, совсем лишенный волос, хорошо прикрывался длинными и густыми прядями волос, собранными кпереди и довольно красиво взбитыми, по которым можно было заключать, что в молодости он имел прекрасные волосы»  «Счастливый дар природы возвышал он своим обращением, в котором тонкая вежливость соединялась со степенностью, величавость с почтительностью, простота речи, обыкновенно серьезной с какой-то наивной любезностью»[10]. «С молодости обращаясь среди изысканного общества, он так развил инстинкт опрятности, что ежедневно переменять белье и омывать все тело ромом сделалось для него необходимостью. Впрочем, это заменяло для него баню, которую посещал он раза четыре в год перед большими праздниками»[11]. «Он любил свои ордена, которые достались ему дорогою ценою многолетних трудов, которые шли к нему от руки обожаемого монарха, и редко забывал при выходе из дому повязывать на шею владимирский крест, присоединяя к нему анненский только в случаях особенных. Он обыкновенно говорил: должностей моих незнакомый человек не знает, а по орденам он судит, что заслуги мои признаны государем и уважает во мне гражданина, потрудившегося ради общественной пользы»[12]. «не знаю, правда ли, что никому не подавал он менее пяти рублей ассигнации, как говорил мне польский дворянин Кошко, но то знаю, что были которым он давал и по 25 рублей»[13].

«Внутренние свойства человека выражаются во внешних мелочах. В том, что сказано о туалетных привычках батюшки моего, я вижу отражение его нравственных правил: его любовь к порядку, которая гнушалась, как нравственного, так и наружного неряшества, сальности. Его крепко консервативный дух, который заставлял его действовать по собственному убеждению, а не по общему примеру, наконец, его благоговение к царю и уважение к государственной службе» [14]…

Владыка с любовью вспоминает немногочисленных, но преданных семье дворовых людей.

Образование владыка получил прекрасное – сперва в английском, а затем во французском пансионе. С 1829 по 1832 год у он учился в горном кадетском корпусе, В 1834 поступил юнкером в Балтийский флот, а два года спустя сдал экзамен в морском кадетском корпусе и был произведен в мичманы.

Выбор жизненного пути

В этом же 1836 году происходит значимое событие в жизни, тогда еще Льва Краснопевкова, – он знакомится с архимандритом Игнатием (Брянчаниновым). А на следующий год происходит не менее значимая встреча, окончательно повернувшая и определившая судьбу святителя – знакомство со святителем Филаретом Московским.

Много лет спустя владыка так  вспоминал об этой встрече: «На днях сорок лет исполнится как в ясный и холодный майский вечер на кронштадском рейде, впервые спускался я по трапу под палубу военного фрегата, и первые звуки, коснувшиеся моего слуха, были не боевые клики, а радостное пасхальное пение: Христос воскресе! моряки молились.

Был другой вечер, тому 37 лет, также холодный и ясный мартовский вечер в Петербурге. Я в первый раз представлялся блаженной памяти, митрополиту Филарету Московскому: великий иерарх благоволил беседовать со мной.

Первый из этих вечеров полагал начало моей жизни общественной на поприще военном, к которому готовило меня воспитание и которое, однако, было непродолжительно; второй — положил начало тому направлению моей жизни, к которому не был я приготовлен ничем, кроме тайного влечения сердца и по которому даровал мне Бог следовать до ныне».[15]

В святителе Филарете владыка нашел отца, наставника и руководителя, с момента их встречи о. Леонид полностью подчинил себя мудрому водительству московского Святителя.

Также всю жизнь он прибегал к помощи и советам епископа Игнатия (Брянчанинова). В наследии последнего сохранились письма, адресованные иноку, а затем уже епископу Леониду. Ведь именно под влиянием, тогда еще архимандрита Игнатия , мичман Лев Краснопевков, окончательно склонился к принятию монашества. В 28 лет был он принят им монашеский постриг , в 33 становится архимандритом, в 42 -архиереем. Теплые отношения между двумя такими яркими фигурами XIX века сохранялись в течении всей жизни.

Вот какими теплыми словами писал к вл. Леониду свят. Игнатий: « Не прерывайте любви Вашей ко мне: я странствую по пути земной жизни весьма одиноко.»^[16]

Но вернемся немного  назад.

В 1841 году будущий владыка Леонид пробовал присоединиться к миссии еп. Алеутского Иннокентия (Вениаминова), однако получил отказ. Благородный порыв юноши несомненно открывает перед нами его пылкую душу.

В 1842 году, он заканчивает обучение в Академии со званием магистра, его диссертация – «Жизнь святителя Филиппа, митрополита Московского и всея России».

23 сентября 1845 года наконец состоялось так долго ожидаемое и чаемое  пострижение в монашество. Лев получил имя Леонид. Пострижение состоялось в Троице-Сергиевой Лавре, в этом же году его рукоположили в диакона, а затем в иеромонаха.

Уже с 1849 года он назначен ректором и профессором в Вифанскую духовную семинарию.

В 1850 году – становится архимандритом и настоятелем Московского Златоустовского монастыря.

Как занимающихся историей этого монастыря людям, нам особенно важен отзыв владыки о принятии монастыря.

«Знакомство со вверенным или назначенным мне монастырем было очень приятно. Я составил себе самое невыгодное понятие о Московских м-рях. С м-рем московским привык я соединять понятие чего-то грязного, обветшалого и вот, в 5 часов утра вхожу я в зимнюю ц<ерко>вь чрезвычайно чистенькую, новенькую и довольно обширную с правильным разделением на три алтаря. Я не занял приготовленного мне ковра пред настоятельским кресле и несмотря на боль в голове и в ногах, ни камилавки не снял, ни присел. Служили и пели сносно: дов.<ольно> скоро, без суетливости и опусканий. При чтении первого часа ко мне подходи братия. Вот их имена: иеромонах Арсений казначей, <Пимен> и Иоасаф, священники Василий и Иоанн, иеродиакон Фотий, диакон рясоф.<орный> Лазарь, диакон Николай, монах Димитрий и послушники: всего 18 ч<елове>к. Каждого из них, после благословения, я целовал в оба плеча со словами: Христос посреди нас, но не все отвечали: «Христос посреди нас» Видно вообще, что м<онасты>рь без настоятеля и служащие не знают <хороших> своих отношений к настоятелю: не отдаются поклоны после <нрзб.>, неправильное каждение, но усердие и благоговение заметно.»[17]

Эти слова характеризуют не только сам монастырь, но и будущего владыку, как личность тонкую, глубокую и человека искренне верующего и  преданного Церкви.

Круг общения

Вымоленный в детстве благочестивой матерью в Сергиевой пустыни под Петербургом, в месте, куда неоднократно возвращался он затем в юности, посещая свят. Игнатия (Брянчанинова), правая рука и верное чадо митрополита Филарета (Дроздова), дворянин, морской офицер, он и сам был отцом для всех, кто пересекался с ним так или иначе на жизненном пути.

Благородство и воспитание вл. Леонида располагало к нему  людей. Однажды, будучи ректором семинарии, он устроил обед. «Обед делал я 9 числа ровно чрез месяц по прибытии в семинарию. Кажется, нельзя было упрекнуть меня в скупости. На 43 человека было употреблено до 200 рубл. Серебром. Разварные стерляди д.<олжны> были удивить своею огромностию. Вина могли удовлетворить самый разборчивый вкус: шампанское было от Леве, а прочие вина от Депле, которые считаются первыми погребщиками. Но на этом обеде увы! Старые обычаи здешние попраны в конец. Обыкновенно столы здешние начинаются большим пирогом с свежей икрою, а к горячему подаются маленькие пирожки. У меня открылся стол ухою с пирожками. В конце стола не подавалось жидкое варенье, к<ото>рое некоторые без церемоний прямо мимо тарелки несут в рот и залив бороду и рясу препровождают далее: подавались виноград, яблоки и сухое варенье. Не было на столе ни кваса, ни черного хлеба, за то кроме вин обносных, стояли на столе херес и портвейн, за то чего от века не видано – служители все были порядочно одеты и в перчатках, после всякого блюда ножи переменялись, розни в графинах и солонках не было никакой, под ножи куплено было пять дюжин хрустальных подложек. Но между гостями были такие, к<ото>рые прескоро вразумились насчет употребления подложек. «Задали вы задачу с этими <казенками>», сказал мне инспектор, глядя на некоторых господ. После стола подавали кофе и ликер. О. Ректор уехал из последних. Я успокоился…»^[18]

Его друзьями и адресатами были архиепископ Савва (Тихомиров), архимандрит Пимен (Угрешский), генерал и сокурсник по институту Николай Слепцов. Он очень любил свою семью, пожалуй, это были самые близкие ему люди.

Тонкая душевная организация обуславливала сильные переживания по любому поводу. Вот как описывает будущий владыка свое возведение в сан архимандрита. Получив уведомление о возведении, он, первым делом отправился к духовному отцу: «Нечего говорить о радости викария. Он, отпуская меня молился в ночи перед образом. Прежде нежели читать письмо и пред уходом по просьбе моей он благословил меня: у меня нет отца, кроме духовного!.. От о. Илария я почти бегал к матушке. Только <нрзб.> начинало рассветать. Снег так и хрустит под быстротечною стопою. У матушки все спали. <Нрзб.> встретила в <нрзб.>, достучалась, засветили огня и я пробрался в спальню. Сон утром тонок, все проснулись. Я помолился и сказал. Третьего дня, [маменька] вы говорили: «как благодарю Бога за его милости». Благодарите же за новые его щедроты. Перекрестите меня и слушайте, я прочел письмо. Катенька, первая, потом и брат и обе младшие сестры все окружили меня. Все бросились один за другим ко мне на шею, все плакали, и конечно большей всех я, недостойный милости этой»[19]

Несмотря на необходимость часто бывать на людях, на обязанности ректора, викария («до меня дело всякому»[20] писал Владыка), он всегда оставался монахом: «монаху тем легче дышать, чем больше труда, чем наполненнее время его»[21].

Москва тяготила Владыку Леонида, сохранились поэтические описания Вифанской природы и образа жизни, а вот что говорил он преподавателям семинарии: «прощаясь с сослужащими я намекнул 1 число месяца и сопряженную с ним выдачу жалования и сказал: Здешняя жизнь в Вифании так очаровательна, что [за] удовольствие жить в ней с вас надо брать деньги, а не Вам жалованье воздавать. Сильные правдою были слова мои, но сильное и возражение сделано было против них.

— Согласны, что здешняя жизнь сама по себе для нас жалованье, за то здешняя жизнь такова, что за нее надо брать жалованье тройное. Против этого нечего сказать»[22]
Владыка очень любил служить, предстояние у Престола было самым важным делом его жизни, он старался каждый день молиться за Литургией, однако не дерзал служить более 2-3 раз в неделю. Владыка очень ценил благолепие и аккуратность в службе.
Несмотря на слабое здоровье, никто от него «тощ и неутешен отыде», многочисленные письма людей, даже не на долгое время узнавших Владыку, хранят теплоту этих встреч. В ОР РГБ хранится огромное количество писем от многочисленных просителей – простых людей, монашествующих и мирян. По этому пласту наследия владыки Леонида видно его внимание ко всем, много писем благодарственных за ту или иную поддержку.

Вот каким было ежедневное правило Владыки Леонида:
«Мой девиз ректора – благочестие внутреннее и любовь к внешнему порядку. Авось поможет Господь! В полдень мне накрывают стол, всего два блюда, и часто (в постные дни) кушанье ученическое, но с белым хлебом и в  полиелеи вино. Впрочем, не на все можно рисковать, постный ученический стол, где свирепствует горох и каша, чрезмерно отяготителен для желудка, и вообще в пост мудрено обойтись без вина, приходит под возраст когда вино делается млеком, вино – млеко для старца. Случается, что до вечерни я свободен бываю от всяких посещений. В таком случае прогулка, чай и вечерня урывочные занятия, урывочные потому, что до меня дело всякому. Вечер мой кончается принятием рапорта от главного старшего. Это бывает в исходе 10-и. Потом по уходе его в зале гасится свет (признак моего пребывания дома), прислуга вся сходится в кабинет к молитвенному налою. Я надеваю епитрахиль, читаются молитвы на сон грядущий и глава из Евангелия. После чего делается отпуск для мальчиков, тогда начинаю с послушником правило. Это правило придумано отчасти мною, отчасти о. Феодором, конфирмовано о. наместником и состоит в следующем: Благословен Бог. Трисвятое. Отче наш. Помилуй нас Господи помилуй нас и проч. За тем 2 канона и между ними акафист. Акафисты на: воскресенье, понедельник, среду и пяток – Иисусу Сладчайшему, на прочие дни – Богородице. Каноны расположены так: Вначале канон Богородице или акафист Иисусу, и канон Иисусу, или акафист Богородице, потом канон дня по октоиху ангелам или апостолам и пр., на субботу всем святым и мертвым. На воскресные дни – Троичный, Воскресный, Богородице, если готовлюсь. Ангелу Хранителю. Потом отпуст и ектенья «Помолимся о Благочестивейшем…» от конца переведены на начало (т. е. отпустить мальчиков). Перед правилами положены у нас поклоны: 50 поклонов и 50 молитв умных, чтобы ежедневно обойдены были четки. В посты поклоны земные все, а в прочие дни поясные кроме 15, а на праздники все поясные. Чтения перед правилом главы из Еванг. и главы из апостола, после правила кафизма. На сон слава из 17 каф. кроме воскр. дней и всенощных, на утро – молитвы утренние и ектенья «Помолимся о Благоч. и чтение дневного евангелия и апостола, непременно на одном из древних языков.»[23]

Недолго архимандрит Леонид настоятельствовал в Златоустовском монастыре, 31 декабря 1850 года он был определен настоятелем в Знаменский московский монастырь.

Будучи назначен 31 августа 1853 года ректором МДС, которая располагалась в это время на Самотечной улице в Москве, Владыка познакомился со многими известными московскими учеными и представителями аристократических родов.
Для прихожан семинарской церкви стало доброй традицией посещать ректора для духовных бесед после совершения богослужения.

22 апреля 1854 г. его перевели настоятелем в Заиконоспасский монастырь, где в то время располагалась Славяно-греко-латинская академия.

В 1858 году встал вопрос о возведении архим. Леонида в сан епископа, викария московского митрополита.  И 24 апреля 1859 года состоялось наречение его в епископа Дмитровского. 26 апреля митрополит Филарет совершил хиротонию в Московском Успенском соборе, и владыка был назначен настоятелем Саввино-Сторожевского монастыря.

Надо сказать, что после смерти отца, мать, двое сестер и брат остались на попечении Владыки, тогда еще студента. Всю жизнь он жил довольно бедно, вплоть до того, что перед рукоположением во епископа у него не было средств купить ни цветную рясу, ни хотя бы одну панагию, ни архиерейскую мантию. Пришлось архимандриту Савве (Тихомирову) искать возможность подготовить всё необходимое. Он обратился к одной из почитательниц архимандрита Леонида, и та пожертвовала деньги и браслет. Благодаря этой дружеской заботе всё необходимое для хиротонии было сделано.
Владыка Савва (Тихомиров) охарактеризовывал архиепископа Леонида так:  «Когда он не чувствовал себя в болезни и был в добром расположении духа, он не знал меры своим трудам и подвигом. Для него встать с постели в полночь, идти в церковь к утрени, отстоять или отслужить раннюю литургию, за тем идти в класс на лекцию, потом принимать подчиненных или посторонних посетителей, и заключить все это самою скромною трапезой, после которой притом никогда он не отдыхал; или с вечера просидеть за каким нибудь официальным делом, или дружеским письмом до утренней зари- для него совершенно ничего не значило. Вообще он отличался необыкновенною наклонностью жертвовать собою для других, — и за это нередко весьма дорого расплачивался».[24] Многие в своих воспоминаниях говорят о том, что владыка Леонид был щедр, но не всегда рассудителен.

При настоятельстве Владыки Саввино-Сторожевская обитель расцвела. Благоустройство монастыря и внешнее, и внутреннее находилось под строгим вниманием Владыки. С его именем связано устройство Скита возле пещеры преподобного Саввы. По желанию Владыки, глубокого почитателя святого Саввы, над пещеркой была устроена церковь во имя Преподобного. Затем, рядом построены кельи, хозяйственные службы и еще одна церковь. С 1859 года владыкой Леонидом установлен ежегодный крестный ход из монастыря к пещерке в день праздника святого Саввы.

Смиренно и усердно неся свое послушание под водительством митрополита Филарета  он был представлен к ордену Владимира 3- ей степени по ходатайству митрополита.

Тяжело перенес владыка Леонид кончину митрополита Филарета. «Что я? Ненужное надгробие митрополита Филарета», — с горечью восклицал он.

Оставаясь при новом митрополите в той же должности, владыка Леонид также усердно занимался делами епархии и с уважением относился к митрополиту Иннокентию, оказывая ему такое же послушание, как и  покойному митрополиту Филарету.

В 1868-69 гг. ему было предложено занять Нижегородскую кафедру, но он отклонил предложение с просьбой оставить его настоятелем в дорогой сердцу Саввино-Сторожевской обители. За него ходатайствовал перед обер- прокурором сам Московский митрополит, и ходатайство его было удовлетворено.

Вскоре за усердие и заслуги епископ Леонид получил орден Владимира 2 степени.

В это время он получает орден благоверного князя Даниила за пожертвования Черногорским церквам.

Последние три года жизни владыки Леонида развивались стремительно.

В 1874 году состоялось празднование  15-летия епископского  служения владыки. Поздравительные адреса от почитателей, архимандриты всех московских монастырей пришли к Владыке, купечество, зная, что Владыка помогает всем обращающимся к нему,  преподнесло в качестве подарка оплату трем бедным студентам курса в МДА. Трогательное описание праздненства ничего не подозревавшего владыки Леонида описано в его письмо к еп.Савве (Тихомирову). В ответном письмо епископ Савва пишет: «нельзя не дивиться тому, с каким мужеством вы встретили внезапное нашествие на

вас поздравителей и с каким блистательным успехом вышли вы из достославнаго сражения с искренними, единодушными приветствиями столь многих и разнообразных поздравителей»[25]. Владыка Леонид в своей речи много и тепло говорит о достоинствах любимой им Москвы и москвичей. С искренним смирением умоляя свои заслуги и приписывая всё любви и благородству последних.  Все это характеризует отношение его  к славе и почету. В журнале «Странник» за 1874 год также подробно описано это событие.

Владыка занимал множество общественных должностей. Он был председателем Московского училищного губернского совета, состоял в миссионерском обществе, был почетным членом некоторых научно-просветительских обществ, вице-президентом Комитета по строительству храма Христа Спасителя.

В  июле 1876 году владыку Леонида переводят на Ярославскую кафедру. Прощание москвичей с любимым Владыкой описано в Московских Епархиальных Ведомостях за №28. Владыка отслужил Литургию в Успенском соборе при большом стечении народа, и затем, отправился на место своего служения, однако, с остановкой в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Огромное количество москвичей пришло на станцию Ярославской железной дороги, проводить высокопреосвященнейшего Леонида и получить от него благословение. Несомненно, что эти события очень сильно затронули чуткую душу владыки и переживания приблизили его преждевременную кончину.

Не прошло и полгода, как состоялось еще одно прощание с Владыкой..[26]

Зимой 1876 года Владыка поехал обозревать свою епархию, и заехал в Николо-Бабаевский монастырь, находящийся рядом с границей епархии, в место, где был похоронен свят. Игнатий. «14 декабря архиепископ Леонид стоял раннюю литургию, ездил по приходам, вечером долго вел духовную беседу с П.А. Брянчаниновым. 15 декабря он был в церкви на утрене и ранней литургии, причем внешне казался совершенно бодрым. Когда после окончания богослужения он стал прикладываться к иконам, вдруг сильно побледнел и быстро пошел к выходу. Подоспевшие настоятель и казначей обители подхватили его под руки. Владыка от помощи не отказался и шел, повторяя: «Боже! Что это со мной? Грудь болит… спазмы». В келье ему дали лавровишневых капель, но это принесло облегчение лишь на пару минут. Преосвященный Леонид признался, что такие приступы у него уже случались, что еще ночью он почувствовал себя неважно, спал только 3 часа, но все равно пошел на раннюю службу. Послали за доктором и духовником. Преосвященного Леонида успели исповедать и причастить. Врач приехал через несколько минут после совершения таинств и, осмотрев больного, сказал: «Он скончался». Причиной смерти был, скорее всего, обширный инфаркт миокарда»[27].

По кончине владыки Леонида покров с гроба святителя  Игнатия возложили на почившего. Святитель Игнатий принял своего верного друга и собеседника.
Преосвященный Владыко, помолись и о нас грешных!

Заключение

На основании вышеизложенной краткой  биографии владыки Леонида и обращения к источникам и литературе, описывающими эту незаурядную личность, можно говорить о том, что это фигура необычная, яркая и, несомненно, оставившая след не только в истории Московской епархии, как официальное лицо, но и в душах и памяти современников.

Отсутствие многочисленных внешних материалов говорит лишь о том, что Владыка, будучи человеком спокойным и мирным, не вступал в споры, не участвовал в скандалах, смиренно и размеренно неся свое послушание, как и подобает истинному монаху.

Самые близкие окружающие его люди, трое из четырех, причислены к лику святых. Это – Святитель Филарет Московский, святитель Игнатий Брянчанинов, преподобный Пимен Угрешский. И эти такие разные по своему устроению, положению в обществе и дарованиям люди  любили и уважали владыку Леонида, прислушивались к его мнению, советовались и делились с ним своими печалями и радостями.

С блаженной кончины архиепископа Леонида прошло более 140 лет. Тем не менее интерес к его фигуре, пусть небольшой, но не пропадает. Огромное наследие Владыки нуждается в исследователе и принесет огромную пользу, став открытым для широкого круга читателей.

Можно сказать, что на нем исполнились слова Писания «В память вечную будет праведник» (Пс.11:6).

Хондзинская А.П.
секретарь Центра изучения истории и наследия  Златоустовского монастыря

_______________

[1] Кириченко О. «Дворянское благочестие XVIII века»

[2] Хондзинская А.П. Сборник докладов Златоустовские чтения. М. 2018 // «Насельники Московского Златоустовского монастыря за столетие. Заметки по послужным спискам 1815-1900гг»

[3] Послужные списки РГАДА  ф1190, а также из фонда 203 ЦГА

[4] Балашова Т. В. Братия монастырей Москвы во второй половине XIX – начале XX вв.

[5] ОР РГБ ф.149. К.3. Д.4. Л.3об.

[6] Там же.

[7] ОР РГБ Ф.149. К.3.Д.4. Л.10.

[8] ОР РГБ Ф.149. К.3.Д.4. Л.13об.

[9] Там же

[10] Там же

[11] Там же

[12] Там же

[13] Там же

[14] ОР РГБ Ф.149. К.3.Д.4.

[15] Савва (Тихомиров), еп. Воспоминания о высокопреосвященном Леониде, архиепископе Ярославском и Ростовском. Харьков 1877. С.254-255.

[16] Игнатий (Брянчанинов), еп. Полное собрание творений. Т. 6 М. 2004 С.732

 

[17] ОР РГБ Ф.149. К.19. д.1. Л.50-50об.

[18] ОР РГБ ф149.К.19.Д.1.Л.53об.

[19] ОР РГБ ф.149. к.19.д.1. л.46об-47.

[20] ОР РГБ ф.149. к.19.д.1. л.55

[21] Там же

[22] ОР РГБ ф.149. к.19.д.1. л.67

[23] ОР РГБ ф.149. к.19.д.1. л.56-57

 

[24] Савва (Тихомиров), еп. Воспоминания о высокопреосвященном Леониде, архиепископе Ярославском и Ростовском. Харьков 1877.

[25] Савва (Тихомиров), еп. Воспоминания о высокопреосвященном Леониде, архиепископе Ярославском и Ростовском. Харьков 1877. С.270.

[26] МЕВ М.1876 №52

[27] Егорова Е.Н. Архиепископ Леонид Краснопевков на Угреше. Интернет-портал «Азбука веры». С.12.